*  *  *

​

Под моим окном разгружают лодки.
Там, на одной из последних станций,
Морская дама, сама себе плотник,
Смотрит на тех, кто решил остаться.

Ей от стенки морской таможни
Падать, плавать и просыпаться
В любую сторону, куда можно
Указать деревянным пальцем,

Где в мякоти каждого Вавилона
Ждёт весёлая косточка вишни.
Спой об этом, грубая флора,
Скажи, что ты меня не боишься.

Дай почувствовать через перчатку,
Что ты чувствуешь через пустыню.

Когда придумаешь возвращаться,
Солнце будет всегда в затылок.

 

 

​

*  *  *

​

They're unloading boats outside my window.

There, at the stop of a final kind,

A maritime lady, herself a carpenter,

Is looking at those who had stayed behind.

 

Off the maritime customs office wall

She's to fall, swim around, wake up

Every way that a wooden finger

Can for sure be pointed at,

 

Where a cherry pip is awaiting

within every Babylon's flesh.

Sing about it, brutal flora,

Tell me that you're not afraid.

 

Let me get a feel, through the glove skin,

Of things you’re feeling beyond desert lands.

 

When you conjure up thoughts of returning,

The sun will always be at your back.

​

​

​

*  *  *

​

Вот рисует судебный художник

В небе свободное молоко.

Как засыпающий зимний дождик,

Оно может хрустнуть под каблуком.

 

Вот в небе свободное молоко

Вокруг отпечатка одной из лун.

Оно может хрустнуть под каблуком,

Как мирное время на мокром полу.

 

Вот улицы выгоревший обломок

Земле оставленной вопреки.

Его судебные рыболовы

Тянут с обеих сторон реки,

​

Чтобы действительно не уплыл

В свою средиземную пустоту

Из стронциановой и белил

С золотой монеткой во рту.

 

​

 

*  *  *

​

Here's what the court artist is drawing:

Milk spilled freely up in the sky

Like a sleepy drizzle in winter –

Under the footsteps crackling and dry

 

Here's the milk freed up in the sky

Round a footprint of one of the moons

Like the times of peace on wet floor tiles

It can crackle under a boot.

 

Here's the shard of a burned out street

Left to the earth not because, despite.

The court fishermen are dragging it

From the river's opposing sides,

 

So it wouldn't just swim away

Into its middle-earth nothingness

Made of pretty yellow and white

With a golden coin in its mouth.

 

​

​

Перед Америкой

 

Они идут человеческим лесом,
Похожим на непроявленный город,
Где никто не курит после эспрессо,
Поскольку нет ни того, ни другого.

Пицца, где твой дружок томат?
Только желание, имя трамвая.
Там будет стоять и держать карман
Губастая музыка духовая.

Это случилось до открытия сигарет,
Поиска правды в картофельных винах,
До плаванья на железном ведре

В землю из двух смешных половинок.

Много позже семейные рецепты

Проткнут им жизнь, как подушку игла,
Заполнят улицу, дом и церковь,
Будут глядеть из каждого угла,

Как будто в конце земного коридора
Врезали форточку в пыльное окно.
Об этом не станцует Святая Феодора,
Не напишут белка и колонок.

Целая страна из табака и помидоров,
Сладкая, как трофейное кино.

 

​

 

Before America

 

They are walking through the human forest

That's like а city under-photo-developed,

Where nobody smokes after espresso,

Since there's neither the former nor the latter.

 

Pizza, where's your buddy tomato?

Only the name of a tram, desirе.

The wind music with a full-lipped mouth

Is standing there, taking no chances.

 

This had happened before the cigars,

Or the search for truth in potato wines,

Before the voyage in a tin bucket

into the land made of two funny halves.

 

Much later on, the family recipes

Would pierce their lives like sawing needles,

Fill up the street, houses, and churches,

Stare from every corner needily,

 

As if, at the end of the life's tunnel,

A ventlight had opened in a dusty window

It won't be danced about by St. Fedora

Or written about with a grey squirrel.

 

The whole country of tobacco and tomatoes,

Sweet like trophy movie classics.

​

​

​

С Бергена на полюс

 

Про девушку с луковыми глазами,

Сухими обветренными губами,

С той стороны земли на вокзале

Напишешь, сидя на барабане:

 

"Татьяна Ларина, 22 года.

Может стать причиной пожара.

Есть инструкция по уходу,

Начинается: Я обожаю

 

Эти ленточки бывшей дружбы

На середине пустого класса

Весны уже совсем безоружной,

Уже безбашенной, одноглазой

 

На границе моря и грядок

В доме бывшего новоселья".

 

Это одна широта с Петроградом

Или одна долгота с Марселем.

 

​

 

From Bergen to the pole

 

Sitting on a drum at a train station

on the other side of the earth,

You will write about the girl with

chapped lips and tear drop eyes:

 

«Tatiana Larina, 22 years old.

Can readily cause a fire.

Comes with a care manual that

Begins like this: I admire

 

These ribbons of former friendship

In the middle of the empty classroom

Of the spring, absolutely unarmed

Altogether crazy and one-eyed.

 

Between the sea and vegie patches,

At a home of the past housewarming».

 

It's the same latitude as St. Petersburg

Or the same longitude as Marceille.

 

 

 

*  *  *

​

Ты меня первая насмешила.
Теперь я знаю бездымный порох,
Что бывают на свете машины,
Улетающие от шоферов.

Не начинай без меня охоту.
Когда глядишь на своих случайных,
Вещи выходят из обихода,
Дразнят нервные окончанья.

Это сна твоего разводного
Трава зеленая и голубая,
Лучший в мире сироп вишневый
Дружит с пальцами и губами.

 

 

​

*  *  *

​

You were the first to make me laugh

Now I know the smokeless powder

That there are indeed some cars

That can fly away from their drivers

 

Don't start the hunt without me.

When you look at your random ones,

Things are falling out of use,

Giving nerve endings a tease.

 

These are the grasses, blue and green,

Of your opening gateway dreams,

The very best in the world cherry syrup

Goes well with fingers and lips.