Я уже несколько лет уверен, что самое важное в мире происходит в двух самых главных местах этого города. Первое – место, оставленное для Тассо; площадка на холме, рядом со сгоревшим деревом. Я видел этого поэта-Барсука, как он сидит спиной к Трастевере, лицом к Риму. Рядом иногда сидит Гоголь, у него в повести «Рим» мелькнуло, кажется, это место. Эти двое были мастерами уединения в большом городе, ничего не скажешь. Насколько важно уметь прятаться. Я вижу огромную, уже полупустую стоянку велосипедов в парке; можно только догадываться, где сейчас рассекают счастливчики, не испугавшиеся жары. Может быть, даже на этом холме, по шоссе мимо памятника Аните. А я к ней пешком подошел, она спросила: «Как тебя звали, котик? В этом городе всех как-то звали. С теми, кто каменные и бронзовые, легче, они обычно подписаны или табличка стоит рядом. А как быть с бесчисленными пешеходами и седоками. Они ведь по сей день помнят свой момент нахождения рядом со сгоревшим дубом, на той самой скамейке. Им кажется, там что-то осталось от их сигарет и взятых напрокат велосипедов. Вот если бы у каждого были свои облака. Плоские, как из бумаги, и каждый мог перед уходом собрать их и положить в особый шкафчик, как стопку библиотечных карточек, нанизать их на металлический стержень. Чтобы кто-то другой, когда-нибудь, смог достать, расставить и увидеть, какое у вас было небо. А как же иначе, котик, не фотографиям же верить».

 

Здесь, под сгоревшим деревом, как будто разбился градусник, которым мог воспользоваться любой случайный велосипедист; когда такое происходит, тысяча шариков весело бежит и радуется мгновенному освобождению. Но все боятся даже потрогать, мало ли что. Вдруг они заразные, чужие воспоминания. Ничего страшного: это было так давно, что теперь абсолютно безопасно. Просто Рим - это первый город, где я задаю себе подобный вопрос: сколько должно пройти времени, чтобы воспоминания стали безопасными?

 

А второе место существует только для меня. Это на пьяцца дель Попполо, место свидания со своим собственным стихотворением. Как я, не глядя на карту, смог догадаться о нём? Я писал о своём, выдуманном Риме, в котором никогда не был, а он взял и совпал с настоящим. В нём надо встать лицом к церкви Санта Мария ин Монтесанто и произойдёт именно это: «направо будет виа Корсо, налево – виа Бабуино». Или я во второй раз на этих ступеньках? Выходит, даже мысленное присутствие засчитывается? Тогда страшно даже подумать, сколько народа сейчас находится рядом со мной. Даже не рядом, а на том самом месте.

 

Когда прекращаешь быть туристом, город перестаёт тебя бояться, а потом и замечать. Это начало самого главного времени – собственных открытий. Как будто раньше стоял за спиной у режиссёра и послушно смотрел в монитор. А потом поднял глаза и понял, что никакой границы кадра не существует; пространство продолжается, насколько хватит воображения. Там таксисты, фотографы, официанты и актёры, у которых случился выходной день, живут и не оглядываются. Они не будут против, если я присяду рядом и сам стану частью городского пейзажа. И если у меня есть свободный час, а лучше два, на блаженное ничегонеделанье на теплых камнях Острова Тиберия, я останусь на тысяче фотоснимков, которые туристы увезут домой, потом каждый покажет меня десятку знакомых – беспечного римлянина с обернутой в бумагу бутылкой.

 

Пока я гулял по Риму, где-то далеко сверху летал спутник. Но если я когда-нибудь соблазнюсь возможностью невероятного приближения на Google Maps и попробую отыскать себя - прохожего, который так красиво отбрасывает тень на трамвайные рельсы на площади Рисоржименто, то никого не найду. Он сел в трамвай, потом на поезд, потом на самолёт. А тень осталась. Возможно ли, хотя бы теоретически, что на карте этого города будет несколько моих теней?

​

​

​

La mia Roma

 

Già da diversi anni sono convinto che le cose più importanti che accadono nel mondo, avvengano in due posti fondamentali per questa città: il primo è il posto lasciato per Tasso, una piazzetta su un colle, accanto a un albero bruciato. Ho visto questo poeta-tasso seduto, che dava la schiena a Trastevere, rivolto verso Roma. Accanto a lui ogni tanto siede Gogol’, mi pare che nel suo racconto “Roma” compaia questo posto. Questi due erano dei maestri nel trovare la solitudine nella grande città, nulla da dire. Nel parco semideserto vedo un enorme parcheggio per le biciclette a nolo; si può soltanto ipotizzare dove ora stiano sfrecciando quei fortunati, che non hanno avuto paura del caldo. Forse proprio su questo colle, sul corso accanto ad Anita. Io invece sono andato da lei a piedi, e lei mi ha chiesto: “Che nome portavi, micino? In questa città tutti portavano un nome. Per quelli di pietra e di bronzo è più facile, di solito li accompagna una firma o c’è una targa accanto. Ma i pedoni e gli uomini a cavallo Loro nemmeno oggi ricordano il momento, in cui sono stati accanto alla quercia bruciata, proprio su quella panchina là. A loro sembra, che sia rimasto qualcosa delle loro sigarette e delle biciclette prese a noleggio. Sarebbe diverso se ognuno avesse le proprie nuvole, piatte, come la carta, e prima di andarsene ognuno potrebbe raccoglierle e riporle in un apposito armadietto, come le schede del catalogo di una biblioteca e tenerle insieme con una barra di ferro, affinché qualcun’altro, un giorno o l’altro, possa tirarle fuori, sparpagliarle e vedere il vostro cielo. Che altro si può fare, micino, non si può mica credere alle fotografie?”

 

Qui, sotto la quercia bruciata, è come se fosse andato in frantumi un termometro, messo a disposizione di ogni ciclista di passaggio; quando un termometro va in frantumi, mille palline festose corrono e si rallegrano della libertà inaspettata. Ma si ha paura anche solo a toccarle, chissà che cosa può succedere. Forse sono addirittura contagiose. Ricordi altrui… Non succede nulla: è successo talmente tanto tempo fa, che ora sono assolutamente innocue. Roma è la prima città, che mi suscita una domanda come: quanto tempo deve passare, prima che i ricordi diventino innocui?

 

Il secondo posto invece esiste soltanto per me. È piazza del Popolo, il luogo d’incontro tra me e una mia poesia. Come avrò mai fatto a trovarlo senza consultare la mappa? Io scrivevo della mia Roma, di quella vagheggiata, dove non ero mai stato, e lei, guarda un po’, coincide con quella reale. Se ti metti di fronte alla chiesa di Santa Maria in Montesanto vedrai che: “sulla destra c’è via del Corso, sulla sinistra via del Babbuino”. O forse mi trovo su questi gradini per la seconda volta? Questo vuol dire che conta anche il semplice fantasticare di trovarsi qui? E allora ti vengono i brividi soltanto a pensare a quanta gente mi sta accanto in questo momento. Non solo vicino, ma proprio in questo stesso luogo.

 

Quando cessi di essere turista, la città non ti teme più, e smette perfino di notarti. Questo è l’inizio della fase migliore, della fase delle scoperte personali. Come se prima fossi stato dietro alla schiena di un regista a osservare ubbidiente un monitor, e poi avessi alzato gli occhi e capito che non esiste nessun riquadro e che lo spazio arriva fino a dove si estende la tua fantasia. E là ci sono tassisti, fotografi, camerieri e attori, che hanno la giornata libera e si divertono, senza guardarsi indietro. Non hanno nulla in contrario se mi siedo accanto a loro e divento anch’io parte del paesaggio urbano. E quando ho un’ora libera, o meglio due, da dedicare al mio beato ozio sulle pietre calde dell’isola tiberina, allora resto impresso su mille fotografie che i turisti porteranno a casa, poi ognuno di essi mi mostrerà a decine di conoscenti, un romano spensierato con una bottiglia in un sacchetto di carta.

 

Mentre passeggiavo per Roma, da qualche parte lontano, lassù in alto, volteggiava un satellite. E se un giorno sarò tentato da un inverosimile ingrandimento su Google Maps e proverò a cercare me, passante, che getta ombre bellissime sui binari del tram in piazza Risorgimento, non troverò nessuno. Quel passante è salito su un tram, poi su un treno, poi su un aereo. L’ombra, però, è rimasta. È possibile, almeno in teoria, che sulla carta di questa città ci siano alcune delle ombre che ho gettato?